(красная утка) , птица семейства утиных. Длина ок. 60 см. В Юж. Европе, Сев. Африке и Азии. Объект охоты.

Огарев (Николай Платонович) - известный поэт (1813 - 77); родом избогатой дворянской семьи Пензенской губ. Получив превосходное домашнеевоспитание, поступил вольнослушателем в московский университет.Важнейшим фактором юношеских лет О., а затем и всей его жизни, являетсятеснейшая, восторженная дружба с дальним родственником его, Герценом,который говорил, что он и О. - "разрозненные тома одной поэмы" и что они"сделаны из одной массы", хотя и. "в разных формах" и "с разнойкристаллизацией". В 1831 г. О. должен был оставить унив., за участие встуденческой истории. Высланный к отцу в Пензу, он через 2 года вернулсяв Москву, но в 1834 г. был привлечен, вместе с Герценом и Сатиным, кизвестной истории об университетских кандидатах, певших, на пирушке,антиправительственные песни и разбивших бюст государя. Ни О., ни Герценучастие в пирушке не принимали, и суровое наказание; постигшеедействительных ее участников, их миновало; но захваченные при обыске уних бумаги показали, что они очень интересуются французскими социальнымисистемами и особенно сенсимонизмом - и этого было достаточно, чтобыпризнать и их виновными. Герцен был сослан в Пермь, Сатин - в Симбирск,О. же, из внимания к его отцу, пораженному апоплексическим ударом - вПензу. Здесь он с жаром отдался чтению по всем отраслям наук и приступилк целому ряду статей и исследований, не пошедших, однако, дальшепредисловий и черновых набросков. Особенно много и относительно усидчивоработал он над своей "системой", составляющей главный предмет егообширной переписки с Герценом и другими друзьями, напеч. в 90-х гг. в"Русской Мысли". Несколько раз менялись основы "системы"; в последнемсвоем фазисе Огаревское "мироведение" объясняло происхождение вселеннойпо закону тройственности - сущность, идея и осуществление идеи в жизничеловечества. О. брался "показать в каждой отдельной эпохе, в каждомнароде, в каждом моменте древности и христианства тот же законтройственности". Он набрасывал также планы общественного устройства, вкотором эгоизм должен был гармонично сочетаться с самопожертвованием.Чтобы не огорчать близких, О. стал бывать довольно часто в пензенском"свете" и в этой неподходящей для него среде нашел себе жену в лицеродственницы пензенского губернатора Панчулидзева, М. Л. Милославской -женщины, оказавшей роковое влияние на всю жизнь О. Бедная сирота, онадолжна была сама себе пробивать дорогу - и это совершенно извратило еенравственную природу, не лишенную хороших задатков. Умная и интересная,она на первых порах очаровала не только самого О., но и проницательногоГерцена и других друзей мужа. Быстро поняв общий душевный строй О. и егокружка, она сумела сделать вид, что понимает жизнь исключительно какподвиг и стремление к идеалу. Но стоило ей только побывать в столицах,где она выхлопотала О. освобождение, и присмотреться к соблазнамстоличной жизни, чтобы в ней проснулись порочные инстинкты. Огромноесостояние, полученное О. в конце 30-х годов, окончательно разнуздало еестрасти, и вскоре она, уехав с О. заграницу, покрыла позором его имярядом скандальных похождений. О. был бесконечно снисходителен,согласился даже признать прижитого женой ребенка, давал ейбеспрекословно десятки тысяч ежегодно, но жизнь его была разбита и в немнавсегда заглохли личные интересы и стремление к личному счастью. Вконце 40-х гг. он нашел подругу в семье пензенских помещиков Тучковых иобвенчался с нею в средине 50-х гг., после смерти первой жены. В 1856 г.О. окончательно покинул Россию и, вскоре примкнув к деятельностиГерцена, вместе с ним стал во главе русской эмиграции. Огромноесостояние его к тому времени почти растаяло. Получив наследство,заключавшееся в населенных имениях, О. тотчас же решил освободить своихкрестьян на самых льготных условиях. Ему досталось, между прочим,громадное село на Оке, Белоомуты, с 10000 десятин строевого леса. Междубелоомутцами было несколько управляющих по откупам, предлагавших О. по100000 р. за вольную. Но О. не захотел воспользоваться своим правом иустроил выкуп всех белоомутцев на столь выгодных для них и стольневыгодных для него условиях, что общая выкупная сумма за село, стоившеепо меньшей мере 3 - 4 миллиона, составила едва 500000 р. Самое печальноев этой сделке было то, что она не достигла цели, ради которой О.приносил такую жертву: выгодами выкупа воспользовались только богачи,державшие в кабале бедных сельчан, которые теперь попали в еще худшееположение. Очень большое и после выкупа Белоомутов состояние исчезалобыстро, как вследствие мотовства жены О. и беспорядочности его самого,так и вследствие пожара бумажной фабрики, устроенной им для благакрестьян других своих имений. Деятельность О. в качестве эмигранта неознаменована ничем выдающимся; его вялые статьи в "Колоколе" иэкономические поэмы ничего не прибавляли к влиянию газеты Герцена. Вэпоху упадка влияния Герцена многие действия последнего, на которые оншел неохотно, были предприняты под влиянием О., не смотря на своедобродушие всегда поддававшегося самым крайним теориям. Так, подвлиянием О. состоялась странная попытка союза русской свободомыслящейэмиграции с румынскими старообрядцами, и О. стал во главе выходившего вначале 60-х гг. "Веча". Под давлением О. Герцен, против своего желания,отдал глубоко ему антипатичному Нечаеву капитал, предоставленный однимрусским в распоряжение Герцена для революционных целей. Конец жизни О.был очень печален. Больной, без всяких средств, запутавшись в своихотношениях и со второй женой, отчасти став в ложное положение поотношению к Герцену, он жил на небольшую пенсию, сначала от Герцена, апосле смерти последнего - от семьи его. Человек крайне скромный,застенчивый, хотя и полный веры в свое призвание, Огарев неотразимодействовал на всякого, кто был чуток к душевной красоте. Вокруг неговсегда создавался особый "Огаревский культ", в его присутствии людистановились лучше и чище. Герцен говорил, что "жизненным делом О. былосоздание той личности, какую он представлял из себя". Человек обширногоэнциклопедического образования, О. действовал на своих знаменитых друзейи умственным богатством своим. В значительной степени напоминая всеюсвоею личностью Станкевича, О., мало продуктивный в печати, влиял личнойбеседой, делясь богатым запасом своих знаний, давая широкие обобщения,высказывая яркие мысли и притом часто в очень ярких образах. Отсутствиевыдержки и усидчивости, беспредметная мечтательность, лень и привычка кжизни изо дня в день, без определенной цели, помешали творчеству О.развернуться в полном объеме. Тем не менее, небольшая книжка егостихотворений отводит ему очень видное место в ряду второстепенныхпоэтов наших. О. поэт совсем особого рода - в одно и тоже время иглубоко искренний, и совершенно лишенный непосредственности. Онпредставитель исключительно рефлективной поэзии, того, что немцыназывают Grubeleien. Стих его музыкален и мелодичен: О. был страстныймузыкант и всегда томился желанием выразить сладко наполнявшие его душунеопределенные "звуки" ("Как дорожу я прекрасным мгновеньем! музыкойвдруг наполняется слух, звуки несутся с каким-то стремленьем, звукиоткуда-то льются вокруг. Сердце за ними стремится тревожно, хочет заними куда-то лететь, в эти минуты растаять бы можно, в эти минуты легкоумереть"). Но и музыкальность О. тоже не непосредственная, арефлективная, потому что составляет результат высокой душевной культуры.О. - поэт без молодости, без настоящего, живущий исключительновоспоминаниями и тоскою по безвозвратно прошедшему. У него едва ли можнонайти с пол десяток стихотворений без помыслов о прошедшем. Можно лисмотреть на тоску О. по прошлом как на результат его разбитой жизни?Только отчасти. Одно из известнейших стихотворений О. - "Мы в жизньвошли с прекрасным упованьем" - есть своего рода отходная, где поэт себяи друзей сравнивает с кладбищем и говорит, что их лучшие надежды имечты, как листья среди осеннего ненастья, попадали и сухи и желты". Нокогда написана эта отходная. Во время пензенской "ссылки", когда авторубыло двадцать с небольшим лет, а самое "несчастье", его постигшее, былововсе не тяжкое. Один из счастливейших моментов жизни О. нашел себеотклик в стихотворений: "Много грусти" - и вот его заключительные слова:"А я и молод, жизнь моя полна, и песнь моя на радость мне дана, но вэтой радости как грусти много". Грусть, тихая и почти беспричинная,является основным тоном поэзии О. Он далеко не безусловный пессимист,ему не хочется умереть ("Проклясть бы мог свою судьбу", "Когдавстречаются со мной"), он оживает, когда сталкивается лицом к лицу сприродой и этим обязан лучшим своим вдохновением ("Полдень", "Весна","Весною"); минувшее всегда рисуется ему в самых светлых очертаниях,жизнь вообще, "универсально", как он выражался, ему ничуть не кажетсяюдолью горя и плача - но индивидуально он способен отзываться почтиисключительно на грустное и меланхоличное. Его внимание привлекает всегочаще вид разрушения и запустения ("Старый дом", "Стучу, мне двериотпер", "По тряской мостовой", "Опять знакомый дом", "Зимняя дорога"),уходящий вечер ("Вечер"), догорающая свеча ("Фантазия"), ночь в пустомдоме (Nocturno), тускло освещенная снежная поляна ("Дорога"), тоскливоунылый звук доски ночного сторожа ("Деревенели сторож"), чахоточная,приближающаяся к смерти ("К подъезду"), старики, потерявшие дочь("Старик как прежде"), забытая любовь ("Забыто", "Обыкновеннаяповесть"), мертвое дитя ("Младенец", "Fatum"). Роскошь Юга вызывает внем желание быть "на севере туманном и печальном"; пир его не веселить:"он не шлет забвенья душевной скорби; судорожный смех не заглушаеттайного мученья" ("В пирах безумно молодость проходить, "Домой яворотился очень поздно"); "что год, то жизнь становится скучней"("Праздники"), скука страшная лежит на дне души" ("Бываю часто ясмущен"). Поэту кажется, что "вся жизнь пройдет несносною ошибкой"("Ночь"). что он живет "в пустыне многолюдной"("Портреты"): он себепредставляется затерянным "в море дальнем", где вечно "все тот же гуд,все тот же плеск валов, без смысла, без конца, не видно берегов" ("Заднями идут дни"). Лишь изредка "еще любви безумно сердце просить", но"тщетно все - ответа нет желанью", "замолкший звук опять звучать неможет" ("Еще любви безумно сердце просит"). Один только раз женственнаялира О., самая может быть нежная во всей русской поэзии, взяла несколькободрых и даже воинственных аккордов - в последнем из небольшого циклачетырех превосходных стихотворений, озаглавленных "Монологи". Но эточерта чисто биографическая: О. был в то время (1846) заграницей, слушаллекции, чувствовал себя вновь "школьником", и ему на мгновеньепоказалось, что его дух "крепок волей", что он наконец "отстоял себя отвнутренней тревоги". Его прельстил "дух отрицанья, не тот насмешникчерствый и больной, но тот всесильный дух движенья и созданья, тот вечноюный, новый и живой; в борьбе бесстрашен он; ему губит отрада, из прахаон все строит вновь и вновь, и ненависть его к тому, что рушить надо,души свята, так, как свята любовь". Эта мимолетная и случайная вспышканаходится в полном противоречии с проникающим всю поэзию О. чувствомвсепрощении глубокой резиньяции, как говорили в 40-х годах любимымвыражением столь любимого тогда Шиллера. В прощальном стихотворении кжене (К ***), он говорит женщине, разбившей его жизнь: "о, я не врагтебе... дай руку"! и спешит уверить ее, "что не смутят укором совестьтебе отнюдь мои уста"; он признательно помнит только светлое прошлое:"благодарю за те мгновенья, когда я верил и любил". Не только в личнойжизни полон О. такого всепрощения и покорности судьбе. Лира этого поэта,всю жизнь составлявшего предмет внимания политической полиции, почти незнает протестующих звуков. В собрании стихов О., изданных в России,найдется не более 4 - 5 пьес, где затрагиваются, и притом самыммимолетным образом, общественные поэмы. "Кабак" заканчивается возгласомобиженного отказом парня: "эх, брат, да едва ли бедному за чаркойпозабыть печали"; "Соседка" - словами: "да в нашей грустной сторонескажите, что ж и делать боле, как не хозяйничать жене, а мужу с псамиездить в поле"; наконец, "Дорога" - четверостишием: "я в кибитке валкойеду да тоскую; скучно мне да жалко сторону родную" -вот и весь"протестующий" элемент поэзии будущего главаря русской эмиграции. Самымполным выражением огаревской резиньяции является уже названноестихотворение "Друзьям", писанное во время ссылки: "мы много чувств, иобразов, и дум в душе глубоко погребли... И что же. Упрек ли небу скажетдерзкий ум. К чему упрек?... Смиренье в душу вложим, и в ней затворимсябез желчи, если можем". Очень неполное собрате стихотворений О., вышедшее в 1856 г.. имело вРоссии 3 изд. (М., 1856, 1859 и 1863). Лондонское изд. 1858 г. гораздополнее, хотя и не вследствие цензурных причин; значительное большинствонапечатанных здесь впервые стихотворений вполне цензурно. Но и этоиздание весьма неполно. Много стихотворений О. напечатано ввоспоминаниях Татьяны Пассек и второй жены О, Тучковой-Огаревой, также в"Русской Старине" 1890-х гг. и в переписке О. ("Из переписки недав.деятелей"), в "Русской Мысли" 1890-х гг. Ср. Герцен, "Былое и думы";Анненков, "Идеалисты 30-х годах" (в кн. "П. В. Анненков и его друзья");Т. Пассек. "Из дальних лет"; Тучкова-Огарева, "Воспоминания" (в "РусскойСтарине" 1890-х гг.); Е. Некрасова, в "Почине" (т. 1): Ап. Григорьев,"Сочинения" (т. 1); Чернышевский (СПб., 1896); Дружинин, "Сочинения" (т.7); Щербина, в "Библиотеке для Чтения"; В. Чуйко, "Современная поэзия";П. Перцов, в книге "Философские течения русской поэзии". С. Венгеров.